В течение 130 лет фабрика «Лайон и Хили», расположенная в непритязательном здании возле метро в Западном Городе производит затейливо украшенные инструменты, считающиеся лучшими в своем роде.
Ник Грин // Фото: Колин Бекетт
Если вы поедете по зеленой ветке из центра, посмотрите в западном направлении перед тем, как поезд остановится на станции Эшланд. Тогда вы сможете заглянуть в окно второго этажа кирпичного здания, и увидите работников, формирующих деревянные колонны на токарном станке. Это фабрика «Лайон и Хили». Там делают арфы.
Возможно, этот факт окажется недостаточно интригующим для того, чтобы заставить вас дернуть стоп-кран и рассмотреть все получше, но имейте в виду, что однажды кто-то заплатит много тысяч долларов – иногда больше 100000 – за один из инструментов, изготавливающихся внутри. Или подумайте о том, что музыканты самых именитых мировых оркестров, к примеру, Чикагского симфонического или Берлинского филармонического, играют на них. О том, что Джон Колтрейн влюбился в них настолько, что купил один себе. О том, что в постоянной коллекции музея Метрополитен есть целых три.
_____________________________________________________________________________
В процессе изготовления каждой арфой занимается 35 человек – резчиков по дереву, позолотчиков, художников.
_____________________________________________________________________________
Как только вы узнаёте о том, сколько мастерства требуется для производства, то уже нисколько не удивляетесь, что эти инструменты считаются произведениями искусства. Над каждой арфой работает 35 человек – из 120 мастеров: резчиков по дереву, позолотчиков и художников. На самом деле, процессы на фабрике в Западном Городе крайне редко механизируются. Практически все выполняется вручную, так что на изготовление некоторых моделей уходит больше года. Большая концертная арфа состоит из примерно 2.000 деталей. Просто для сравнения: Статую Свободы собрали из 350, и она даже не умеет играть музыку.
Арфа – одинокий инструмент; в оркестрах нет арфовых секций, однако она вовсе не стесняется своей стати. По большей части, именно благодаря массивному размеру у нее такой невероятный звук, который ни с чем не спутаешь. Поместить арфу в камерное трио – все равно, что попросить Шакила О’Нила присутствовать на вашей свадьбе: эффект потрясающий, но начинаешь жалеть другие два инструмента на сцене. На концерте Филиппа Гласса прошлым летом я видел, как он играл на рояле с виолончелистом Мэттом Хаймовицем и арфисткой Лавинией Мейер. Ее «Лайон и Хили» была выше 180 сантиметров, а замысловатую колонну, увенчанную короной, украшали искусно вырезанные ирисы. При всей своей значительности, и рояль, и виолончель казались и звучали просто на фоне инструмента Мейер.
Когда исполнители играют на большой концертной арфе – от всей души, полностью погружаясь – они обнимают и прижимают к себе утолщенную часть корпуса, раскачиваясь при этом вместе с 36-килограммовой рамой. Это слегка смахивает на попытку успокоить нервничающего немецкого дога во время грозы. Я был буквально зачарован, глядя, как маленькие руки Мейер плывут вдоль сверкающих струн, исполняя гипнотические произведения Гласса.
Арфа, особенно инструмент высшего класса вроде «Лайон и Хили», обладает явственным притяжением. Я несомненно ощутил его тем вечером. А центр этой особенной вселенной находится всего в десяти минутах езды на метро от центра Чикаго. Тогда я поймал себя на мысли: «Как все так получилось?».
___________________________________________________
Все декоративные изыски современной арфы опровергают утверждение, что это – один из древнейших музыкальных инструментов, известных человеку, уходящего корнями своей истории примерно к третьему тысячелетию до нашей эры. В то время как нынешняя большая концертная арфа - невероятно сложный инструмент, прототипом ее является обычный стрелковый лук. Первым арфистом был, вероятно, просто рассеянный охотник, которому понравился звук, издаваемый тетивой, когда за нее дернешь. Со временем добавились еще струны, и небольшая народная арфа – или кельтская – стала главным атрибутом трубадуров. Инструмент был до смешного прост, ввиду чего не мог отвечать запросам композиторов 17-18 веков, чья музыка становилась все более сложной и насыщенной по фактуре. Для виртуозов тех эпох арфа была не более полезной, чем казу.
Около 1720 года бельгиец по имени Якоб Хохбрукер переконструировал арфу таким образом, чтобы ее диапазон охватывал больше нот при помощи педалей, прикрепленных к струнам и меняющих высоту звука. Мария-Антуанетта любила играть на позолоченной версии этой арфы, что возвысило статус инструмента среди знати. Мастера по всей Европе принялись улучшать конструкцию, пока в 1810 году Себастьен Эрар не запатентовал механизм двойного хода. У его арфы было семь педалей, по количеству нот в гамме, которые соединялись с механизмом, состоящим из вращающихся дисков, натягивавших или ослаблявших струны - так получались повышенные, пониженные и натуральные звуки. С такой механикой композиторам более не надо было ограничивать себя, сочиняя партии арфы, и популярность инструмента выросла, особенно когда он стал постоянным участником симфонического оркестра. Однако, несмотря на всю элегантность, европейские модели оставили двух выходцев со Среднего Запада совершенно равнодушными.
Патрик Хили и Джордж Лайон переехали в Чикаго из Бостона, и открыли нотный магазин на углу Вашингтон и Кларк в 1864 году. Вскоре они расширили сферу задач, чтобы соответствовать более срочным запросам городских музыкантов, переключившись на ремонт и продажу музыкальных инструментов. Те самые хорошенькие европейские арфочки постоянно нуждались в починке, так как хитроумные, но хрупкие механизмы не могли выдержать резких температурных перепадов Чикаго. Были и другие проблемы, помимо стойкости: даже в самых идеальных условиях звук импортируемых арф сильно варьировался от экземпляра к экземпляру, а внутренние элементы дребезжали и гремели. Этот момент особенно возмущал Хили. Будучи рожденным в Ирландии, он вырос, играя на кельтской арфе, и хотел продвигать инструмент во всех его формах. А это было невозможно до тех пор, пока конструкция не будет улучшена, так что Хили начал масштабный проект по разработке нового механизма, способного воплотить в жизнь его мечты.
Для этого в главном офисе компании было выделено место, привлечены лучшие инженеры, со временем переделавшие конструкцию арфы. Они разработали абсолютно новый обтекаемый механизм, дававший арфистам больше контроля и уменьшивший надоедливое дребезжание. Крепкая американская древесина позволила сделать натяжение струн выше, а дека – широкая, плоская часть корпуса, из которой выходят струны – стала еще шире, увеличив мощность звука без потери качества. Эта новая конструкция не только была устойчива ко всем капризам чикагской погоды; она обладала самым чистым звуком за всю пятитысячную историю инструмента.
Первая арфа «Лайон и Хили» была выпущена в 1889 году, и момент оказался как нельзя более подходящим. Компания получила двухэтажное здание для выставки на «Колумбийской экспозиции» 1893 года, где проводила ежедневные концерты в течение шести месяцев подряд. Посетители со всех уголков мира могли лично увидеть и услышать новую арфу. Со стороны Европы наблюдался некоторый скептицизм; позже Хили запишет, как лондонские критики спрашивали: «Может ли арфа быть родом из Чикаго?».
Ответ оказался однозначным: «да», и чикагская арфа моментально стала эталоном качества во всем мире. В 1895 году Роман Мосшаммер, главный арфист Венского симфонического оркестра назвал инструмент фабрики «самым совершенным по звуку и механике, когда-либо произведенным на свет». Вильгельм Поссе, арфист Берлинской Королевской оперы был в восторге от того, что мог заставить арфу петь в самом высоком регистре («слабое место любого инструмента»). Карлос Сальседо – возможно, самый прославленный арфист в истории – назвал арфу «Лайон и Хили» «самым прекрасным инструментом, на котором я когда-либо играл». Позднее он работал с фабрикой над созданием модели, названной в его честь.
У арфы Эрара ушло семьдесят лет на то, чтобы перейти под контроль «Лайон и Хили». Почти в два раза больше времени прошло с тех пор, но инструмент – и то, как его делают – остается практически тем же.
___________________________________________________
«Тогда они были великолепны - говорит мне Стив Фрицманн, менеджер по продажам в стране. - Они знали, что делали». Фрицманн показывает мне пятиэтажное здание фабрики «Лайон и Хили» в районе Огден и Лейк.
Он начал работать в компании в семидесятых, будучи подмастерьем резчиков по дереву, и достиг звания «мастера по изготовлению», которое получают лишь те, кто преуспел в каждой стадии арфового конструирования.
Мы находимся на первом этаже, и тут практически нет арф. Это машинное отделение, где работники создают механизм: «мозг» инструмента, тот элемент, что вывел его из глубины «темных веков». Более дюжины мужчин и женщин в голубых фартуках пристально смотрят из-под защитных очков на свои рабочие столы. Оборудование напоминает химическую лабораторию в колледже.
Большая концертная арфа – возможно, самый сложный инструмент в мире, а ее механизм – наиболее трудоемкая часть. Он походит на мягкую форму буквы S, и устанавливается наверху, откуда струны с его помощью соединяются с педалями. На первом этаже работают тридцать шесть человек, у которых уходит девять дней на то, чтобы создать один механизм, объединяющий 1500 деталей из 2000 во всей педальной арфе.
Механизм по своему принципу работы чем-то напоминает самые первые вычислительные машины IBM: простое движение со стороны человека (нажатие педали), выполняет действие более высокого уровня (смена высоты конкретного звука). Мужчины и женщины на первом этаже, по сути, заняты собиранием компьютеров; просто финальный результат их работы направлен на то, чтобы создавать красивую музыку, а не, скажем, отправлять человека на Луну.
Мария Серна, работающая на фабрике вот уже 13 лет, сидит перед похожими на скелет рядами блестящих металлических осей, и аккуратно прикрепляет заклепки, которые до этого прибивались к шляпкам поверх соответствующих пазов. Если бы я не знал подробностей, то решил, что она собирает конструктор, а не часть арфы, которая будет стоить дороже моей машины. «Каждая из этих осей относится к одной октаве», - объясняет Фрицманн. Вместе они составляют что-то вроде нервной системы, связывающий педальный механизм с арфистом.
Когда музыкант нажимает на педаль, она приводит в движение тяги, проходящие сквозь колонну инструмента к устройству, называемому главным механизмом. Затем оси передают это движение соответствующим вращающимся позолоченным дискам, и изменяют высоту определенного набора струн. Если один из тросов будет слишком тугим или, наоборот, слишком ослабленным, вся конструкция разрушится. Вот так шатающийся болтик может испортить исполнение «Танцев» Дебюсси в Лондонском симфоническом оркестре.
В следующему ряду Стэнли Квятковски, главный в «Лайон и Хили» по проверке тросов, внимательно измеряет каждый элемент и тщательно ощупывает. Я интересуюсь, сколько таких он осматривает в день. «Много» - отвечает тот, не отрывая глаз от рабочего стола. Обычно на первом этаже производят около двадцати механизмов. В руках Квятковски болтается 13 заклепок, прикрепленных к тросам. Я на минутку отвлекаюсь на математику. Двадцать механизмов равняются 260 осям, что означает, что в день необходимо проверить примерно 3640 соединений. Иными словами – много.
_____________________________________________________________________________
«Лайон и Хили» заказывает струны на маленькой фабрике в Англии. На один комплект струн требуются жилы примерно 14 коров.
__________________________________________________________________
Большая часть законченного механизма скрыта от взгляда под деревянной рамой, но то, что остается на поверхности, смотрится красиво. Каждая из 47 струн на педальной арфе проходит через два позолоченных диска, выступающих из вербеля подобно зубцам на королевском венце. «Это видимая деталь, - говорит Фрицманн. – Это – украшение». Однако дорогой металл был выбран не только из-за эстетических свойств: он может захватывать жильные струны с такой степенью гибкости, чтобы избежать коррозии. «Лайон и Хили» заказывает струны на маленькой фабрике в Англии, где коров держат на специальной безморковной диете (каротин окрашивает кишечные жилы в совершенно неподходящий для арфы оранжевый цвет). На один комплект струн требуются жилы от примерно 14 коров.
Механизм работает потому, что каждый из мужчин и женщин на первом этаже знает, как должен ощущаться в их руках любой из 1500 элементов. Именно этот обширный тактильный лексикон является одним из самых ценных достижений на фабрике. Немногие умеют играть на арфе; но еще меньше тех, кто может, прикоснувшись к тягам третьей октавы, сразу определить, что они слишком ослаблены.
___________________________________________________
Груды стальных заклепок, металлических зажимов и медных пластин навалены на скамьях в машинном отделении, однако все остальное на фабрике «Лайон и Хили» - это царство дерева. Даже служебный лифт обшит блестящими панелями из шпона. В конце концов, арфа – это просто обновленное дерево, так что этажи со второго по четвертый составляют вполне реальный лес.
Представьте, что вам нужно вручную смастерить богато орнаментированный шкаф. Сложно, правда? А теперь представьте, что контуры шкафа изогнуты, и служить он должен минимум сотню лет, а также доносить звук весьма специфического характера до самого верхнего балкона в концертном зале Линкольн-центра. Эта задача в «Лайон и Хили» отводится сборщикам, шлифовальщикам и резчикам, которые на втором этаже занимаются изготовлением отдельных деталей.
«Лайон и Хили» используют два вида древесины для изготовления своих педальных арф. Корпус и дека делаются из ситхинской ели - хвойной породы, характерной для северо-западной части тихоокеанского побережья. Два работника осматривают пласты шлифованной ели и читают линии волокон как своеобразный отпечатанный рисунок. Каждый элемент деки делается из одного и того же дерева, так что цель работников - найти два подходящих друг другу пласта: один будет слева от струн, а второй – его зеркальным отражением справа. Кольца, когда-то обозначавшие возраст вечнозеленого растения, станут дорожкой, по которой путешествует арфовый звук; любые неровности и сучки могут нарушить совершенство рисунка.
_____________________________________________________________________________
Модель «Луи XV Спешл» стоит около 199000$. Всего три экземпляра были проданы с тех пор, как арфу представили в 1916 году.
__________________________________________________________________
Все процессы по изготовлению корпуса арфы связаны со звуком. Шурупы, которые могут дребезжать, по возможности избегаются. Когда их все же нужно использовать, например, чтобы прикрепить невидимые глазу алюминиевые «ребра», на них надевают тончайшие кожаные кольцевые прокладки, во избежание реверберации. Разберите арфу (пожалуйста, не делайте этого), и вы увидите, что каждый шуруп словно бы одет в модный спасательный кожаный жилет.
Арфовая колонна, изготовление которой вы видите через окно второго этажа, проезжая на метро, - единственная прямая деталь в корпусе инструмента. Она сделана из прочного клена, выращенного в северо-западном регионе, и принимает на себя большую часть девятисоткилограммового натяжения, оказываемого на арфу теми самыми коровьими жилами. Цельный кусок дерева был бы идеальным вариантом для выдерживания подобной тяжести, но внутри колонна полая, и через нее проходят тяги, соединяющие педали с главным механизмом. Для создания этого элегантного «трубопровода» четыре кленовых части склеиваются и отшлифовываются так, чтобы выглядеть единым целым. В результате колонна на ощупь – как бархат, настолько мягкая, что, возможно, вы бы захотели спать на простынях, сотканных из отполированных реек.
Непосредственно с токарного станка колонна выглядит как обычный кроватный столбик. Настоящая работа начинается, когда в дело включаются резчики. Эта часть инструмента может похвастаться самыми разнообразными цветочными орнаментами, и у каждой модели концертной арфы «Лайон и Хили» есть свой собственный уникальный дизайн. Те из них, что относятся по стилю к ар-деко, не требуют особого декора («Сальседо» напоминает верхушку здания Карбайд энд Карбон), но в случае с более барочными моделями у резчика может уйти до 200 часов работы. Рауль Баррера, в компании более 33 лет, вырезает розу на колонне «Лайон и Хили стиль 11 ар-нуво». Он работал над таким количеством арф, что может воспроизвести орнамент по памяти, и я наблюдаю, как он вытачивает сочный розовый лепесток. По завершению «Стиль 11» обойдется вам примерно в 45000$ (в зависимости от выбранной конфигурации модели).
Джон Колтрейн заказал себе «Стиль 11» в 1967 году, но ему не довелось лично увидеть готовый инструмент. «Мы получили ее спустя почти год после заказа, потому что большая часть работ выполняется вручную» - вспоминала жена Колтрейна, Алиса, в радио интервью в 1987. Колтрейн умер до того, как арфу доставили в их дом на Лонг Айленде, но Алиса научилась играть на ней, став выдающимся джазовым арфистом.
Модель Колтрейна относилась к премиальной линейке позолоченных арф «Лайон и Хили». Студенческая линия была запущена в 2008, и начинается от 12000$. На другом конце ценового диапазона стоит экстравагантная модель высочайшего класса «Луи XV Спешл», которая стоит около 199000$. Всего три экземпляра было продано с тех пор, как арфу представили в 1916 году.
На четвертом этаже фабрики расположен цех позолоты, в котором группа из шести женщин с сосредоточенностью хирурга наносят листовые пластинки 23-каратного золота на арфовые колонны. Это невероятно деликатная работа. Само по себе золото настолько хрупкое, что разрушается на кончике моего пальца, когда я к нему прикасаюсь. Единственный способ взять его – при помощи статического электричества, так что позолотчик должен потереть кисточку из беличьего меха о свое лицо, чтобы создать разряд, необходимый для захвата кусочка золота размером с почтовую марку. Эффект потрясающий, как для арф, так и для самих работников. Когда я захожу в комнату, они едва поднимают на меня взгляд, сверкнув щеками, покрытыми золотыми хлопьями.
Сама по себе позолота – форма скульптуры, где текстура и детали добавляются постепенно. Некоторые элементы колонны, например, корона «Стиль 8», требуют более яркой отделки, так что приходится накладывать больше слоев золота, что в свою очередь занимает и больше рабочего времени. На отделку колонны одной арфы может потребоваться более месяца, и каждый позолотчик работает над одной и той же колонной от начала до конца. «Это очень трудоемко, - говорит Барбара Урбан, позолотчик с четырнадцатилетним опытом. – Моя любимая часть – после того, как я закончу. Люди смотрят на арфу, и такие: «Вау». Также эта профессия может привести к неожиданным «побочным эффектам». Урбан иногда забывает умыться, прежде чем уйти, так что ее муж весело дразнит свою «золотую женушку», когда та приходит домой.
___________________________________________________
Можно предположить, что у производителя нишевых инструментов по цене дома для целой семьи, было бы немало трудностей в период экономического упадка, однако «Лайон и Хили» оказались на удивление устойчивыми. Во время кризиса 2008 года компании удалось сохранить на своих местах все 135 работников, несмотря на 25% понижение зарплаты. На данный момент, за исключением, может, дюжины, все имеют должности, напрямую связанные с производством арф.
Также у «Лайон и Хили» преимущество в том, что их владелец – единственный реальный конкурент, «Сальви Харпс», Италия. Основатель фабрики Виктор Сальви вырос в районе Чикаго, и всю жизнь в качестве солиста играл исключительно на арфах «Лайон и Хили». Он переехал в Италию в пятидесятых, чтобы открыть там свою фабрику. Сальви выкупил «Лайон и Хили» в 1987 году, когда, будучи частью компании «Стейнвей энд Санс», они стали банкротами. Единственное, что он хотел - чтобы чикагская фабрика продолжала производить арфы, как делала до этого в течение почти целого столетия.
Сегодня сестринские компании являются лидерами на рынке. «В большинстве оркестров арфисты в 97-98 процентах случаев будут играть либо на «Лайон и Хили», либо на «Сальви», и из этих двух на первом месте оказывается именно «Лайон и Хили» - объясняет Фрицманн.
Около 15 лет назад резко возросла потребность в арфах в Азии. В результате «Лайон и Хили» довольно агрессивно проникли и распространились на азиатском рынке, что помогло поднять международные продажи в период рецессии (всё, что любой сотрудник «Лайон и Хили» может рассказать о последнем покупателе модели «Луи XV Спешл», это то, что он/она – из Южной Кореи). Восемь мастеров-техников компании сейчас живут в Азии, чтобы обслуживать клиентов, так как людей проще куда-то отправить, чем арфы. «Лайон и Хили» не станут отсылать инструмент, если температура находится ниже точки замерзания или выше 32 градусов Цельсия в любой точке маршрута; также компания тщательно прорабатывает путь доставки так, чтобы нигде не могло возникнуть резких перепадов. В день моего визита на фабрику холодно, так что погрузочный отдел закрыт.
Билл Ярос, помощник менеджера по продукции в «Лайон и Хили», предполагает, что в год компания делает и продает около тысячи инструментов, из которых 300-400 – педальные арфы (остальные – обычные кельтские и леверсные более профессионального уровня). Ярос жил в Шанхае три с половиной года, будучи одним из международных техников, и обучал местных мастеров базовым навыкам обслуживания арфы. Принимая во внимание невероятно сложную механику инструмента, конструирование и ремонт педальной арфы – это работа, для успешного выполнения которой требуется супер специализированное обучение и годы практического опыта. «Никто не знает, как сделать арфу вот просто так» - говорит Ярос.
Большинство работников, которых я встречаю, на фабрике как минимум десять лет. Гектор Ривера, мастер по производству, начинает свой сороковой год в «Лайон и Хили». «Мой дядя работал здесь, и в семьдесят девятом спросил, не захочу ли я присоединиться», - говорит он. – На подходе был ребенок, так что я подумал, что финансовая подстраховка не помешает, а потому согласился». Четыре десятка пролетели как один миг, и сегодня Ривера – один из самых лучших мастеров по производству в мире.
Когда я встречаюсь с Риверой, он занят ремонтом арфы, сделанной в 1930х Вурлитцером, недолгое время жившим в Чикаго и переставшим делать инструменты перед Второй Мировой войной. Из-за того, что большинство современных педальных арф основаны на конструкции «Лайон и Хили», компания предлагает услуги по ремонту инструментов и других брендов. Основание и колковая рама этой арфы треснули, так что Ривера должен фактически сделать их заново. Для подобного рода задач нет каких-то учебных пособий. Некоторые из контрастных деталей Вурлитцера были выточены из палисандра, который практически исчез в 20 веке, а потому запрещен к вырубке. Ривере придется использовать вместо него бубингу – древесину похожего типа.
«Этому мастерству необходимо обучаться здесь», - говорит он. – У людей, которые уже знают, как нужно делать». В лице своих работников «Лайон и Хили» сохраняет полноценные знания о каждом аспекте производства педальной арфы, передаваемые еще со времен 1880х, от первых инженеров собравшихся, чтобы сконструировать самую лучшую модель. Когда старшая школа Морган Парк привезла на ремонт старую «Лайон и Хили», техники были поражены, поняв, что это - та самая первая арфа, сделанная на фабрике. Как она оказалась в школьном классе остается загадкой, но Хили и его инженеры были бы в восторге, узнай они, что инструмент, родившийся в 1889 году, не только пережил суровые чикагские зимы – он оказался устойчив к натиску городских тинейджеров. «Лайон и Хили» дали школе Морган Парк инструмент взамен, а оригинальный раритет теперь находится в экспозиции музея Виктора Сальви в Пиаско, в Италии.
___________________________________________________
Единственное, что может оказаться труднее ремонта педальной арфы – это обучение игре на ней. Даже мастера по изготовлению оставляют это дело профессионалам. «Я играю на гитаре», - говорит Фрицманн. – «Шесть струн – уже достаточно сложно». Просто найти педагога – та еще задача, а на достижение начального профессионального уровня иногда требуется возмутительно долгое время.
Поэтому тот факт, что сегодня арфа переживает что-то вроде возрождения, кажется в некоторой степени удивительным. Инди-звезда Джоанна Ньюсом выпустила серию признанных критиками психоделических фолк альбомов, которые помогли представить арфовую музыку – и золотую модель «Лайон и Хили» «Принц Уильям», на которой Джоанна играет – широкой публике, ориентированной больше на поп-звучание. Ньюсом обладает честно заработанным признанием, которым не может похвастаться ни один другой американский арфист, за исключением Харпо Маркса (который тоже играл на «Лайон и Хили»).
Авангардная арфистка Мэри Латтимор, тем временем, собрала лавры посредством развития инструмента в совершенно иных музыкальных областях. Нью-йоркский писатель Хуа Хсю недавно восхвалял умение Латтимор заставить арфу «ощущаться смертной и уязвимой». По телефону из Лос-Анжелеса Латтимор говорит мне: «В мире этого инструмента остается еще много того, что предстоит исследовать». Ей доставляет ощутимое удовольствие играть на арфе так, чтобы это не было «шаблонным представлением людей о ней», по ее словам. «Здорово, что можно сделать этот инструмент не таким драгоценным».
Мать Лэттимор, преподаватель арфы и профессиональный музыкант, купила подержанную модель «Лайон и Хили Стиль 30» у одной из своих учениц, чтобы подарить дочери в честь выпуска из старшей школы. «Арфе 50 лет, так что она уже хорошо так пожила, звук у нее мудрый» - говорит Лэттимор. Без всяких подсказок, она интересуется, был ли я на фабрике, после чего вспоминает свой визит туда. «Это заставило меня пересмотреть то, как я отношусь к инструменту. Когда видишь, как его создают, ты думаешь: «О, боже, я запихиваю его в багажник машины или автобуса, а тут столько работы проделано».
Лавиния Мейер, чье исполнение произведений Гласса вдохновило меня на путешествие по Зеленой линии метро в мир арф, бывала на фабрике много раз. Как и Латтимор, Мейер умело рассеивает восприятие арфы как нежного и деликатного инструмента. «Можно играть так, будто это шелк, очень мягко», - говорит она из своего дома в Нидерландах. – «Но с другой стороны, быть за арфой и настоящим зверем. Можно создать гром и молнии. Это сильный инструмент».
Мейер – преданный клиент «Лайон и Хили», так что во время пребывания в Штатах компания предоставляет ей модель «Стиль 23» (оценивается в 34000$ - 56000$). Дома она играет на своей личной «Сальседо». «Лайон и Хили» делают так на протяжении практически всей истории – умный рекламный ход, чтобы держать арфы на виду. В тридцатые годы компания отправляла своих грузчиков, чтобы те перевозили инструмент Харпо Маркса, когда он путешествовал по стране. В какой бы город Маркс ни приехал, его позолоченная концертная арфа уже ждала в гостиничном номере.
Существование «Лайон и Хили» напрямую связано с тем, будут ли люди продолжать играть на арфе, так что компания постоянно участвует в различных мероприятиях по демонстрации и продвижению своих инструментов. В концертном зале рядом с шоу-румом на пятом этаже фабрики проводятся концерты живой музыки и церемонии награждения. «Лайон и Хили» также сдают в аренду арфы другим организациям (экземпляр, выставленный в рамках экспозиции в губернаторском особняке штата Иллинойс, сейчас является объектом дружественных переговоров: штат не хочет возвращать его обратно).
«Это не инструмент «первой необходимости», - говорит Фрицманн. – «Это не гитара, не фортепиано, не барабаны и не скрипка. Вы не обязаны ставить его в каждом музыкальном классе. Это тот случай, когда человек именно привлечен инструментом, по какой бы то ни было причине». Мейер вспоминает, как она была очарована арфой в начальной школе: «Я увидела этот загадочный инструмент со множеством струн и чистым звуком. Самый завораживающий момент в моей жизни».
___________________________________________________
Арфовые рамы свисают с крюков в цехе на четвертом этаже. Он похож на странный металлический шкафчик для хранения, в котором аэрографы распыляют лак для финальной отделки инструмента, хотя работы никогда не бывают завершены окончательно. Фетровые накладки на педальных лапках периодически нуждаются в замене. Дерево стареет, звук становится более плотным, и каждые несколько лет арфа требует регулировки.
Регулировка – это настройка более высокого уровня, затрагивающая самую глубину арфового механизма. «Лайон и Хили» имеет в штате семь регулировщиков, которые при помощи электронных строб-машин идеально настраивают каждую ноту. «Арфе нужно время на расстойку» - говорит мне Фрицманн в настроечном зале на четвертом этаже. На регулировку большой концертной арфы может уйти целая неделя, и каждый продаваемый инструмент «Лайон и Хили» проходит через этот процесс.
_____________________________________________________________________________
В шоу-руме на пятом этаже арфа будет тихо ждать, когда привлечет чей-то взгляд. Этот инструмент создан для того, чтобы околдовывать с первой секунды.
__________________________________________________________________
Профессиональная арфистка Дженнифер Руджиери занимается последними проверками и финальными шагами в производстве арфы. Она приезжает на фабрику и играет на инструментах, чтобы убедиться в том, что они готовы к показу, прежде чем отправиться в шоу-рум. Оказавшись там, арфа будет тихо ждать, когда привлечет чей-то взгляд. Украшенный всевозможными цветочными орнаментами, этот инструмент создан для того, чтобы околдовывать с первой секунды.
Элизабет Реми Джонсон, главная арфистка симфонического оркестра Атланты, приехала на фабрику в феврале, чтобы выбрать новую концертную арфу. Это важное и дорогое решение. «Нужно определиться с тем, как будет звучать твой голос» - говорит она мне. Перед приездом Джонсон послала Натали Билик, менеджеру по продажам в стране, старую запись Колумбийского симфонического оркестра. «Я знаю, что она сделана в 1949, но мне просто нравится звук арфы». Билик изучила запись и отобрала несколько экземпляров, наиболее походящих по тону на старую арфу.
Джонсон сыграла несколько камерных пьес в маленькой репетиционной, примыкающей к шоу-руму. Потом она переместилась в просторный концертный зал и заиграла в полную силу. У каждой арфы – свой неповторимый характер, но все же у Элизабет возникла связь с одной конкретной моделью «Сальседо». «Такое чувство, будто струны вибрировали еще до того, как я начала играть», - говорит она мне. – «Звук откликался просто моментально». Билик предполагает, что на момент записи Колумбийского оркестра в 1949 году арфе уже было двадцать лет, но модели в руках Джонсон удалось сравняться с тем инструментом по глубине и сочности звучания.
Это будет вторая «Сальседо» от «Лайон и Хили» у Джонсон. Когда она приедет к ней, Элизабет использует ее упаковку, чтобы отправить первую на регулировку в Чикаго. Вполне вероятно, что на этих инструментах она будет играть до конца своих дней.
Статья опубликована в майском номере Chicago Magazine 2019.
Больше интересных статей здесь: Музыка.
Источник статьи: Чикагская арфа, которая правит миром.